В интервью Комсомольской Правде Анатолий Фурсов, управляющий партнер Московской коллегии адвокатов «Домбровицкий и партнеры», рассказал о встрече главы государства Владимира Путина с представителями адвокатского корпуса и о проблемах, которые на ней обсуждались.
Основную проблему на встрече озвучил председатель отечественного комитета по защите прав человека, известный адвокат Генри Резник.
Резник рассказал президенту о том, что права стороны защиты крайне ущемляются в ходе следствия. Так как адвокат в отличие от обвинителя, не может самостоятельно назначить проведение той или иной экспертизы. Все экспертизы в настоящее время назначаются только следствием, сотрудники которого не всегда объективно подходят к выполнению своей работы, в силу накопившихся у них профессиональных деформаций. Да и говорить об объективности правосудия в условиях, когда только одна сторона решает, нужна ли экспертиза, а если нужна, то кто ее будет проводить, не приходится.
А мнение эксперта в суде в подавляющем большинстве случаев становится решающим. В профессиональной среде экспертизу называют даже «научным приговором». Как правило, ни судья, ни присяжные, не оспаривают выводы экспертов.
Поэтому Генри Резник и обратился к главе государства с просьбой о помощи. Владимир Путин поручил создать межведомственную комиссию, в которую должны войти представители Следственного комитета, Генеральной прокуратуры, Верховного суда и адвокатского корпуса, для совместной выработки законодательной инициативы по устранению дискриминации прав представителей защиты в вопросе назначения экспертизы. Как сообщает Анатолий Фурсов, по состоянию на первое июля текущего года работа комиссии не сдвинулась ни на шаг. Юрист предположил, что в этом во многом виновата пандемия коронавируса, которая бушует во всем мире. Возможно, после снятия всех ограничений, исполнение поручения президента возобновится.
А до тех пор экспертизу так и будут назначать только представители стороны обвинения. Эксперты, привлекаемые следователями, пользуются большими правами. Они могут знакомиться с материалами дела, касающимися предмета или вопроса, подвергающегося проверке. Так же эксперт может проводить опрос всех фигурантов дела и многое другое. Эксперт так же может выступать в суде в качестве эксперта, а не свидетеля по делу.
Конечно, чисто формально, сторона зашиты сейчас так же может заявить ходатайство о проведении экспертизы, но, как показывает практика, в ста случаях из ста такие ходатайства отклоняются. А если адвокат вызывает своего эксперта в суд, то его мнение судом воспринимается как частное мнение человека, а не экспертное заключение.
Такая ситуация не может оставаться долго без изменений, так как это касается судеб огромного количества граждан страны. В среднем за год в судах рассматривается около миллиона дел. В этот процесс вовлечены несколько миллионов человек. Количество экспертиз, которые назначают органы следствия, так же приближается к двум миллионам. А за каждым судебным делом скрывается человеческая судьба, а возможно и не одна. Поэтому назначение экспертиз стороной защиты, результаты которых будут способствовать формированию более целостной картины произошедшего, способны помочь суду избежать огромного количества судебных ошибок.
Как считает Анатолий Фурсов, для повышения объективности первичного следствия в России необходимо возродить институт следственных судей, который функционировал в России с 1864 года. Это не является каким то архаичным явлением, которое упразднили большевики.
Следственные судьи успешно функционируют во многих развитых западноевропейских странах: Бельгии, Греции, Испании, Нидерландах, Франции, Хорватии и др. Такая должность относительно недавно была введена и в целом ряде постсоветских республик: Грузии, Казахстане, Латвии, Литве, Молдове, Украине и Эстонии, а в Армении и Киргизии этот проект находится на стадии рассмотрения. Есть следственные судьи даже в не славящимся либерализмом Ираке, но со своей, местной спецификой.
